УЖИНАЯ С «ВРАГОМ»

Цикл очерков

КУБА – ЛЮБОВЬ МОЯ!

На старом черно-белом фото отображен стройный волевой мужчина, стоящий спиной к фотоаппарату и лицом к площади, заполненной людьми. Человек, выкинув руку вперед, явно что-то вещает завороженной толпе. Далеко впереди на здании надпись: «5 aňos de revolucion” – «пятая годовщина революции». Эту фотографию сделал подполковник советской политической разведки Радостев Игорь Константинович, а человек, стоявший спиной к нему и, соответственно, к объективу был не кто иной, как Фидель Кастро Рус. Куба праздновала 5-ю годовщину строительства коммунизма при чуткой помощи и поддержке советских товарищей. Рядом с советским подполковником стоял молодой кубинец – это был родной брат Фиделя Рауль.

***

- Игор, - обратился Рауль, не смягчая последнюю согласную – «это самое», как тебе на Кубе? 

Последнее «как тебе на Кубе» было уже по-испански: “Queras Cuba”.

-Si (Да), - отвечал Игорь. 

«Это самое» - уже стало его кличкой у кубинских товарищей, как «Че» у Че Гевары. Гевара, постоянно применял присказку «че» при обращении к собеседнику, выдавая свое аргентинское происхождение.  Так и Игорь, неуверенно говоря по-испански, то и дело вставлял русское «это самое», выдавая совьетикос.

Разговор имел свое продолжение.

- Что-то ты зачастил на Хувентуд, - заметил Рауль.

Остров Хувентуд – был для Кубы, как Украина для СССР. Житница. Здесь выращивались знаменитые кубинские цитрусовые, располагались обширные пастбища.

Но еще Хувентуд отличался тем, что здесь, и без того красивые кубинки, были особенно красивы. Казалось, что история, что приключилась с Баунти, произошла не Таити, а именно тут, на Хувентуде. В виду того, что развитие сельского  хозяйства было важным аспектом для молодой республики, руководство страны уделяло большое внимание партийной работе на острове. Посещали его и совьетикос, дававшие непременно ценные советы.

- Это так заметно, - отвечал Игорь, - я там отдыхаю душой, хотя она у меня не особенно беспокойна под карибским небом.

- Знаю я, как ты там отдыхаешь? Майдель, так ее зовут?

- Кого? – Игорь выразил невозмутимое удивление

- Ту, что твою душу успокаиваето…

На самом деле ее звали не Майдель. Была и Майдель - белокожая кубинка с ярко выраженными испанскими чертами лица и формами. Но она никогда ничего не успокаивала. Прибывая на остров, Игорь всегда встречался с Майдель и беседовал о всякой ерунде, иногда не забывая почеркнуть, неотвратимость руководящей роли партии. Майдель сначала недоуменно слушала весь этот бред. А для кубинки все бред, если это не имеет физического продолжения. Потом поняла, что она стала просто своего рода, сигнальной лампочкой, которая непременно должна загореться в нужный момент. Она хорошо относилась к Игорю и, в конце концов, по-кубински прямолинейно, сказала ему:

- Да иди уже к ней! Пилар давно заждалась! Если что, я расскажу, что слушала твой бред про этого, как его, Маркса…

Таковы премудрости агентурной работы…

Игорь понял, что среди друзей по партии, у него появился и друг по жизни. Чмокнул Майдель в щеку и побежал к красавице Пилар. В отличие от Майдель, Пилар имела среди своих предков рабов, привезенных из Африки. Но Африканская кровь была уже серьезно разбавлена в потоке любовных историй, что придавало ей невообразимый слегка шоколадный оттенок. Оттенок нежного молочного шоколада, мягкого-мягкого на вкус и безумно приятного на ощупь. Выразительные глаза, явно доставшиеся от европейских предков, словно маслины просили: «съешь меня». Но, насытится ей было невозможно.  Нет такого наркотика, который вызывал бы большею зависимость, нежели сама Пилар, ее нежные движения и пылкие объятия. Игорь нравился Пилар. Может быть, она даже его любила. Этого она не могла знать, потому, если бы она это знала, она не была бы кубинкой. Кубинская женщина не знает, что с ней произойдет завтра, в ней есть только желание, как особая карибская форма любви.

Игорь удовлетворился вопросом Рауля: «Значит, про Пилар они не знают…», - подумал он и продолжил вслух:

- Надеюсь, ей не угрожают какие-либо санкции?

- Что ты… - удивился Рауль, - ты здесь свой. Лично был бы счастлив, если ты обзаведешься семьей на Кубе…

Санкции еще не применялись так, как это будет происходить в будущем, но уже тогда, на 5-й годовщине революции, партия следила за тем, чтобы ограничить общение ее граждан с иностранцами, а особенно гражданок, чтобы исключить отток населения в США посредством заключения браков с бывшими соотечественниками или еще кем-то.

- Ты же знаешь, у меня есть семья в Союзе, - смущенно отвечал Игорь,

- А ты как никто знаешь, что кубинской женщине все равно, что и где у тебя есть! Хочешь, мы  примем закон, по которому мы не будем признавать браки, заключенные за пределами Кубы? То есть, попав сюда, мужчина становится холостым.

- Идея неплохая, но опасная.

- Почему? – не понимал Рауль.

- К вам тогда сюда половина Союза переедет, мужская половина. А затем, и вся остальная прогрессивная часть человечества. 
Рауль рассмеялся. Январский тропический ветерок нежно гладил волосы бойцов революции и развивал черно-красный флаг с белой надписью «М-26-7» - старое памятное знамя, любимое Раулем.

Радостев И.К. «смотрит вдаль» на заднем плане, приложив руку ко лбу

Группа Советских специалистов на Кубе, Радостев И.К. – первый справа от молодой сотрудницы в центре

***

Я стоял на площади, держа в руке фотографию, доставшуюся ему от деда, тоже Игоря. На фото, спиной к снимавшему стоял Фидель Кастро, произнося речь перед площадью. За площадью, на здании висел плакат с надписью: «5 aňos de revolucion» - «пятая годовщина революции». Оторвав глаза от фото, я четко идентифицировал это здание, точь-в-точь, как на фото. На здании висел плакат: «55 aňos de revolucion» - «пятьдесят пятая годовщина революции». Мир изменился, изменились формы общения, изменились люди. Но здесь, на острове, время явно не хочет расставаться с предоставленной ей свободой от окружающего мира. Куба, словно, смеется над всем, что происходит вокруг нее. Смеется от души, радостно и звонко, заставляя каждого, кто видел этот смех и слышал эти танцы, одновременно сочувствовать и завидовать ей.

***

Ветер шумел над Плайя-Ларго – маленькой деревушкой, редко посещаемой туристами. Да и посещать ее, собственно, не из-за чего, разве только – крокодиловой фермы. Здесь можно стоять, облокотившись на забор и смотреть, как кишат за ним небольшие кайманы. Гурманы могут попробовать здесь крокодилье мясо. Вкус его, прямо скажем, на любителя. Многие говорят, что он похож на курицу. На мой взгляд – нет! Есть привкус рыбы и очень специфическая структура, как у китайского салатного гриба. Но я здесь не из-за мяса. Есть у меня очень странная тяга к некоторым местам, вроде бы ничего для меня не значащим, но, в то же, время, почему-то, родным. Деревушка Плайя-Ларго находится в самом сердце залива, с одной стороны которого находится национальный парк Сьенага-де-Сапата.

Залив носит название Байя-де-Кочинос, вошедший в историю, как «Залив Свиней».  На входе в бухту через залив от национального парка, находится еще одна небольшая деревушка, ставшая гордостью кубинцев – Плайя-Хирон, в честь названия которой на Кубе была учреждена национальная награда – орден Плайя-Хирон, наряду с орденами «Хосе Марти» и «Карлос Мануель де Сеспедес», являющимся наивысшей государственной наградой.  В Плайя-Хирон есть музей, но совершенно негде просто посидеть и посмотреть на бухту под легкий аромат сигары. Зато это можно сделать в Плайя-Ларго. Так думал, вероятно, не только я, но и Захари Геденьо Вилла-Реал. Интересные сочетания английского имени и испанской фамилии встречаются нередко в разным частях света. Но особенно характерны такие сочетания в четырех местах: Филиппины, Гибралтар, Пуэрто-Рико и Майями. В Майями носители испанских фамилий, во большинстве случаев, - потомки иммигрантов, бежавших ради свободы с острова Свободы, не желавших ничего общего иметь с барбудос. Кто бы знал, что русские, воспевшие в песнях кубинских барбудос, через многие годы будут опасться кавказских бородачей (барбудос – дословный перевод – бородачи, кличка кубинских революционеров, вынужденных отращивать бороды, скрывая в лесах Сьерра-Маэстро):

«Слышишь чеканный шаг - 
Это идут барбудос; 
Небо над ними как огненный стяг 
Слышишь чеканный шаг!», - 

пел Муслим Магомаев песню на музыку Пахмутовой, стихи Гребенникова и Добронравова, и ему вторил весь Советский Союз, в большинстве своей никогда на Кубе не бывавший.

Захари – потомок кубинских эмигрантов, родился в декабре 1961 года, старше меня почти на десять лет, никогда не знавший своего отца. Отец его погиб в апреле 1961 года, когда Захари находился еще в утробе своей матери. Таких, как его отец, на Кубе называют «гусинос» - червяки, прозвище, данное Фиделем Кастро всем противникам революции и приверженцам американского империализма. Бригада 2506, сформированная в Майями из кубинских эмигрантов, высадившаяся близ Залива Свиней 17 апреля 1961 года, должна была сформировать плацдарм для высадки американских сил, которые по легенде должны были поддержать «кубинских патриотов» и, в последствие, привести к власти правительство, так же заранее сформированное из числа кубинских эмигрантов.

Мы курили сигары и говорили о своих предках.

- Могло быть так, - спрашивал Захари, - что именно твой дед убил моего отца?

- Разве это важно? Могло, конечно, быть и так, но вряд ли…

- Почему?

- В архиве деда много фотографий из Ориенте, окружения Гуантанамо. Там была первая неудачная попытка высадки десанта. Похоже, он бы там, но не здесь. Но даже, если бы он был здесь – у него была бы такая же возможность погибнуть от пули твоего отца, как и убить его. На войне – как на войне.

Кубинский боец, 1961 год, Ориенте, около Гуантанамо

Куба недавно открыла двери всему миру, спровоцировав к себе неподдельный интерес, как оазису социализма. Каждый день Второй терминал аэропорта Гаваны имени Хосе Марти принимает только из Майями девять регулярных рейсов. Толпы туристов наводняют набережную Малекон. Но только туристы из России знают, то Куба – это не совсем социализм, это стеб над социализмом, человеческая насмешка, показывающая насколько выше может быть человек, чем система.

- Интересно встретится здесь, - продолжал Захари, - я, кубинец по происхождению, никогда здесь не был, много не понимаю.

- Да, ответил я, - а я – не кубинец, но понимаю почти все. Спрашивай.

- Вот, скажи, чему они так радуются – ведь у них так все плохо?

Да, все плохо! У одной кубинки я как-то спросил, хорошо ли живут военные офицеры на Кубе. Они ответила быстро и, почти не думая: «Naňa viva bien en Cuba» - Никто на Кубе хорошо не живет! Наверное, это правда. Но все относительно в этом мире. Я хорошо помню, как мы, живя в Великой общности «советский народ» спешили угостить своих соседей свежеиспеченным в домашних условиях пирогом, запах которого простирался на весь подъезд. Поэтому, мне легко понять радость кубинской женщины, танцующей на улице, около подъезда – ведь жизнь продолжается. И это тяжело понять Захари, взращённому по законам Адама Смитта.

- Есть одна история, - начал я, - про то, как Чингиз-хан дань с Руси собирал. Два раза он посылал орду за данью и каждый раз ему говорили, что русичи плачут. Тогда он посылал орду снова и снова, и так до тех? пока ему не сказали, что русичи – смеются. Тогда хан больше не стал посылать орду за данью, считаю, что забрали все. Так и здесь: что им горевать? Они – свободны! Это мы – рабы своих желаний, живем в плену потребностей и обязательств. А они: как этот ветер над заливом Свиней - легки и вольны! 

- Наши с тобой предки тоже были вольны?

- Наши предки не могли быть вольны, потому что они выполняли приказ. Быть военным – это соблазн. Соблазн не материальный – соблазн быть правым. Военный – он всегда прав. Прошел день – и он прав. Он засыпает каждый вечер с чувством правоты. Нам с тобой этого не дано. Даже не знаю, что лучше быть свободным или правым.

Захари, закончивший военно-морскую академию в Аннаполисе, меня прекрасно понял.

- Странно, - сказал он, - мы военные, выполняя приказы, стреляем друг в друга, а потом можем вот так сидеть и спокойно говорить об этом…

- Юристы, разве не так же себя ведут после суда?

- Пожалуй, - согласился Захари, - Что-то есть в этом странное, тем не менее.

- Наверное, это потому, что, все-таки, мы – люди? Знаешь, у меня есть одна сумасшедшая идея, но пока неисполнимая.

- Интересно, какая идея?

Я начал говорить с неподдельным интересом и желанием:

- Я бы очень хотел открыть здесь, на Кубе, отель. Но такой отель, чтобы он был не пляжный, а находился где-нибудь, в Сантьяго-де-Куба, в центре города. И назвал бы я его, ну, скажем: «Coronel Radostev» («Полковник Радостев»). И отель этот был бы специфическим – для всех бывших военных, чтобы персонал отдавал честь, вставал во фронт, а ресторан был, как офицерское собрание, в который бы допускались военные в отставке или действующие любых стран, но непременно в военной форме, а дамы – в вечерних платьях. Можешь себе представить?

- Здорово! – он немного мечтательно помолчал, - Правда, здорово! А почему мечта неосуществима?

- Пока что ведение бизнеса на кубе иностранцем, да еще и в таком масштабе, юридически недопустимо. Варианты, конечно, есть, но они не совсем прямые.

- Да. Жаль, но ты вспомни про меня, когда это станет возможным, если, конечно я еще буду жив.

- Мне бы тоже очень хотелось бы до этого дожить.

Мы подняли тост за отель «Coronel Radostev».

Куба – любовь моя!

***

Далекий остров Хувентуд:
Беспечна жизнь, растут бананы,
Всегда тепло и нежно тут,
И по домам ползут лианы.

И уж не девушка Пилар,
И внуки бегают по пляжу,
Но часто смотрит она вдаль,
Где небо с морем строчат пряжу.

Там в неизведанной стране,
Так далеко, как будто в сказке,
Любимый самый на земле,
Другой оставил свои ласки.

Уже, наверно, не живет,
Уже душа его отбыла,
Лишь память у Пилар цветет-
Ведь счастье в ее жизни было!

Остался вечно молодым
Веселый парень из России,
Пришел, как вихрь – ушел, как дым –
Глаза у дочки – голубые…
(стих Радостева И.С., посвященный своему деду – Радостеву И.К.)

Радостев Игорь

Публицист, персональный автор спецпроекта «ЭКСПЕРТ» издательского дома «Момент Истины».