Курс валют:
USD 92.2628   EUR 99.7057 
Официальный сайт Момент Истины
о редакции

Выпуск от 26.07.10

Дата публикации: 26.07.2010
Редактор: Островский Николай
Выпуск от 26.07.10
В эфире "Момент истины", в студии, как всегда в этот поздний час на канале ТВЦентр по понедельникам, в студии Андрей Караулов. Добрый вечер. Журналистика. Какой в нашей стране иной раз бывает журналистика. С ответа на этот вопрос, очень простой вопрос для журналистов, в частности для журналистов, работающих на канале ТВЦентр, мы начинаем сегодняшнюю программу. Ирэн Фёдорова: Ирэн Федорова: Хорошо заплатили. Всё вопрос цены. Всё это вопрос цены. Абсолютно полная безнравственность, абсолютно нет никаких человеческих критериев о том, что можно, что нельзя, что порядочно, что непорядочно. Доллары, доллары, доллары. * * * Два разворота. Какой мерзавец, какой негодяй был академик Святослав Николаевич Федоров. Геннадий Селезнёв – в 1966–2004 гг. – председатель Государственной Думы России: Селезнёв: Полный бред. Ты у них выиграла суд? Ирэн Федорова: Я у них ничего не выиграла. Я ничего не подавала. На газеты? А я сказал, что подавала на газету, на "Комсомолку", нет? Ирэн Федорова: Да нет. Что ты. Никогда/ Ты решила не мараться. Ирэн Федорова: Абсолютно. А это правильно? Ирэн Федорова: Я считаю, да. Два разворота. "Сволочь Федоров. Решил уйти из жизни. Жена достала. Ну прыгни в окно. Он же негодяй поднял в воздух вертолёт, сел за штурвал, бросил вертолёт на землю. Себя погубил. Ну ладно, хотел того. Но ещё и экипаж". Два разворота, в двух номерах. * * * Селезнёв: Я прекрасно знал Святослава Николаевича. Статью вы эту не читали. Селезнёв: Нет. Мне трудно представить: чей это мог быть заказ. Ну что это. Ведь это же два разворота. Это не заметочка, там ошиблась девочка. Селезнёв: А самое главное, что это уважаемая газета. В своё время делала Святослава Федорова героем. И справедливо делала. Селезнёв: И справедливо делала. И он действительно заслужил. А кто его достал, что там за семейные перепалки, – я в это никогда не поверю. Я просто их наблюдал, я их видел вместе. * * * Святослав Федоров: Фёдоров: Я испытываю положительные эмоции, и больше чем отрицательные. Значит я счастлив. А что такое любовь? Вот как вы думаете, что такое любовь? Фёдоров: Что такое любовь? Это желание исправить свои недостатки при помощи партнёра, который построен так, что вместе с тобой создаст более совершенное существо. У вас чудесная жена, которая предана вам. Можно только завидовать. И которая любит вас. Как у Шекспира в "Ромео и Джульетта". Какие же недостатки ваша супруга исправила в вас? Фёдоров: Она исправляет недостатки во мне, а у меня много недостатков. Ну какие? Фёдоров: Толстые, может недостаточно длинные ноги. Неправильные черты лица. А у жены моей правильные черты лица. Если мы рожаем детей вместе с ней, то они становятся… исправляют мои недостатки. Они более совершенны. * * * Селезнёв: А сегодня всё так. Верить газетному слову, к сожалению, уже мы разучились. По крайней мере, кто понимает, что такое заказуха. Верить телевизионному сюжету – не верим. Потому что тоже считаем, что это заказуха кем-то оплаченная. И вот этот вот разврат, он сегодня калечит души людей. Потому что многие говорят так: "А, я перестал читать газеты. Потому что там всё заказуха". * * * Ирэн Федорова: И всё равно это всё схлынуло. Как грязь. Будучи женой Федорова… Он бы тоже никогда не стал мараться. Никогда. Ну что – собака лает, ветер носит? Ирэн Федорова: Абсолютно. И я всегда говорила, что? Святослав Николаевич, он настолько скользкий телом, что к нему ничего не пристанет. Как будто он обмазан мылом. Никогда грязь не пристанет. * * * 90% мужей изменяют своим жёнам. Вот она одна из проблем – секс даёт то, что не даёт семья. Хотя семья – это свято. И Россия всегда была сильна семьей. Фёдоров: Вот с моей точки зрения, секс – это практически транквилизатор. Настолько мозг напряжён, что человек может сойти с ума. Посмотрите портрет Ирины. Ну она же настолько доверяет мне, что вот просто её обманут невозможно. У меня будет несбалансированная психика. Я стану тогда чувствовать себя лжецом. И жить тогда станет очень трудно. Ведь очень важно, чтобы человек чувствовал, что он справедлив, и что он никогда никого не предавал. Предать Ирину – это предать себя. Я ей обещал, что я никогда другой женщины иметь не буду. Если я ей могу солгать, я могу солгать и своей стране, я могу солгать Андрею Караулову. Но я не хочу. Но между вашей женой, страной и уж тем более Андреем Карауловым дистанция огромного размера. Фёдоров: Ну и что. Я не хочу даже лгать и своей санитарке. * * * Вот вы берете газету. Андрей Боков – президент Союза архитекторов России, доктор архитектуры: Боков: Да. Есть такие газеты, которым вы верите на сто процентов. Потому что маленькая ложь рождается большое недоверие. Боков: Нет, разумеется, нет конечно. Нет? Боков: Думаю, что я не одинок в этом отношении. Я представляю себе Федорова. Вы знаете, я взял за правило, вообще говоря, читать как можно меньше. Почему? Боков: Да что бы как-то лишний раз не огорчаться. Думаю, что я не одинок в этом отношении. Подождите. В самой смерти Фёдорова, в его гибели осталось очень много загадок. Ирэн Федорова: Я не могу об этом сказать публично, и не могу об этом сказать вслух… Что в вертолёте, Ирэн, может так взорваться, когда от людей не остаётся ничего? Ирэн Федорова: Да. Если помощника Славинова хоронили – одна нога у него была в гробу. Вот что в Вертолёте может так взорваться? Ирэн Федорова: Было 13 версий. Все версий 12 технические. 13-ая версия была криминальная. И тогда предложили институту за какую-то сумму, по-моему, 210 тысяч рублей/ Вот его Центр. Ирэн Федорова: У нас есть возможность заняться вот этой криминальной… Ну детектива, предложили свои услуги. Ирэн Федорова: Да-да-да. Отказались. Когда меня об этом спросили, в тот год, когда он погиб, буквально через месяц-два, я тогда вообще была никакая. Я сказала: Если вы мне вернёте Фёдорова, то на любую… Ну что, начиналась приватизация филиалов, к имуществу Центра подбирались люди, в том числе некоторые из его учеников. Ведь ученики, – некоторые из них, – не пустили академика Фёдорова обратно в кресло директора Центра, который он создавал. Когда закончились депутатские/ Ирэн Федорова: Хотели не пустить. Хотели. Ирэн Федорова: Хотели. Но там вмешался и Путин, я помню, даже/ Ирэн Федорова: Только Путин. Путин, когда к нему пришёл Примаков и сказал о том, что происходит с Фёдоровым, Путин тут же позвонил Матвиенко Валентине Ивановне. Она тут же позвонила и сказала: "Святослав Николаевич, всё закончилось". А тогда был министром Шевченко. И он вернулся. Ирэн Федорова: Да, конечно, он вернулся. То, что не пускали, – это первый звоночек. Я неправ? Ирэн Федорова: Нет, там была пятая колонна в Институте. Приватизация начиналась. Ирэн Федорова: Ты понимаешь что/ На два миллиарда долларов имущества. Ирэн Федорова: Они посчитали: Лев ослаб маленько. Хотя нечего было по этому поводу возмущаться. Но пришёл новый министр… Я думаю вообще, что всё происходило на уровне человеческого фактора. Зависть… И через год, даже меньше, Фёдоров погибает. Ирэн Федорова: Какой через год. Началось всё в феврале. Март, апрель, май. И начало июня. Ирэн Федорова: Первое-второе июня. Второго июня. Ирэн Федорова: Всё. Второго июня. Странная женщина. (нрзб). А этот торт для вашей супруги, возьмите. Святослав Николаевич, у неё скоро день рождения. Что это был за торт? Что могло взорваться в вертолёте так, что ни от кого, ничего не осталось. Бомба? Никто не знает. Если следовать вашей логике, Андрей (нрзб), – поговорим немножко – да? То даже расследование, вот такое страшное расследование о том, что Фёдоров мог бы быть убит. Вы и расследование на эту тему читать не будете? Настоящее, глубокое. Вот такие, которые делал когда-то Артём Боровик, тоже погибший. Боков: Нет, почему. Я стал бы читать это наверное. Чтоб не расстраиваться. Боков: Вы называете людей, принадлежащих той эпохе и тому времени, которое я хорошо помню. Статьи Татьяны (?-Тэц в "Известиях" обсуждались действительно всей страной. Или Эдан Полиновский. Боков: Совершенно верно. Великий журналист. Боков: Степень значимости, уровень, ответственность, и многое другое существенно снижены сегодня. Ну о гибели нашей профессии, полной гибели всерьёз говорить всё-таки, слава богу, рано. Боков: Безусловно. Как и о гибели моей профессии. Архитектура. Боков: Да. Она не занимает значимого места. Но живёт, существует. Боков: Она живёт, существует. Да, да. * * * Владимир Перекрест – заместитель редактора отдела расследований газеты "Известия": Вот она позиция: стараешься не читать (нрзб). Каково расследовать, тебе в частности? Перекрест: Каково работать расследователем? Да. Вот когда слышишь, что не хочется расстраиваться, даже когда предлагают очень серьёзные темы для обсуждения. Ведь та статья, о которой мы говорили, о Фёдорове, это отголоски приватизации. Чтобы уже после гибели академика Ирэна Ефимовна не мешала. Не выясняла, что там на самом деле с Екатеринбургским филиалом, МНТК микрохирургии глаза. С приватизацией. Не лезла. "Остановите Ирэну Фёдорову" появляются развороты. Я специально не называю газету. Хорошая газета. Подстава такая. Заказуха, предполагаю я. Перекрест: Я на своём опыте знаю, что ты проверяешь информацию. Выкатываешь голимую правду, и всё равно находится кто-то, кто обвиняет тебя в заказухе. Рубля не получил, кроме зарплаты. Ну девальвация? Перекрест: Девальвация. Или уже полная гибель всерьёз, хотя мой гость не верит. Слава богу, не только он один. Перекрест: Девальвация жанра, истинное расследование разбавляются расследованиями в кавычках. Которые подписываются псевдонимами. Конечно такие вещи нивелируют труд настоящих расследователей. Слушай, мы недавно столкнулись с Борисом Резником. Пять или шесть статей в газете "Правда", – один и тот же автор Иван Ильин. "Такие негодяя Караулов и Резник, что они посмели усомниться в честности депутата Виктора Ивановича Илюхина. Перекрест: Но я в курсе этой коллизии. Депутат Илюхин написал не 26 писем, как мы говорили, в защиту Хабаровских воров в законе. Илюхин поставил под сомнение грабежи, убийства с отрубанием головы. Всё то, за что Сахнов – Хабаровский общак, – получили от 20 с лишним лет тюрьмы и до, как говорится. * * * 40 с лишним написал депутат Илюхин, как сейчас выясняется. У Илюхина в думе случилась истерика после наших передач. На пленарном заседании. Совсем недавно. Государственная дума России, 10 апреля 2010 года. Илюхин: Что это ложь, которую они обнародовали вместе с Карауловым. И на протяжении трёх лет с маниакальной настойчивостью он пишет, говорит. Какое у вас есть основание, Борис Львович, что я трусливо спрятался. Вы лжете на каждом году. Борис Львович – это Резник. Трусливо спрятался – да. Газета публикует 6 или 7 статей о том, что Илюхин не 26 писем в защиту Сахнов, 43, причём несколько писем уже в Верховный суд. С вежливыми формулировками. "Обратите внимание, на дело Сахнова". Кто подписал 43 письма она накатал. Кто ещё? Зюганов, Ришюльский, Купцов – вся верхушка КПРФ. Это отдельная тема – что связывает коммунистическую партию Российской Федерации, депутатов Госдумы, руководство партии и Хабаровский общак. Это пять тысяч боевиков. Пять тысяч. Дивизия. Суд, Верховный суд не принял во внимание обращение Зюганова, Илюхина, Купцова и других коммунистов, а "Правда" публикует под псевдонимом, ещё раз скажу, Иван Ильин, – ещё раз скажу, 6 или 7 статей против депутата Бориса Резника, который всё это рассказывал в нашей программе, ну и естественно Караулова. "Правда" не является на судебное заседание. Проиграны иски. И Иван Ильин кто? Оказался сам Илюхин. Перекрест: /смеется/. Под псевдонимом спрятался. Борис Резник – журналист, депутат Государственной думы России: Борис Резник: Он писал гадости о тебе, обо мне. В газете "Правда". Под псевдонимом Иван Ильин. Борис Резник: В огромном количестве. И мне надоело это безобразие. Я решил подать в суд на газету "Правда". У нас есть Агентство журналистских расследований. Ребята такую комбинацию провернули очень простую. Позвонили в газету "Правда", сказали что: вот мы приехали из Хабаровска и привезли компромат на Резника. Нам бы надо найти Ивана Ильина. Чтоб написал. Борис Резник: Чтоб ему передать. Тот радостно говорит: "Это Виктор Иванович Илюхин, но он очень будет доволен, что вы привезли". Под запись – да? Борис Резник: "Вот телефон его помощника". Сколько "Правде" присудил суд штраф-то? Борис Резник: 450 тысяч рублей. Ты "Правду" разорил. Борис Резник: Как знаешь, в той песенке пелось "Я готов целовать песок, лишь бы "Правда" не выходила". Действительно к тебе коммунисты в Думе подходили, просили 450 тысяч понизить до 45-ти, мол газета бедная, разорится? Борис Резник: Илюхин предлагал мировую. А я с ним не ссорился. У нас принципиальная позиция. Выступил полковник Буканов – старший оперуполномоченный по расследованию особо важных дел, – и вёл оперативное сопровождение дела воров в законе. О Сахнове. Борис Резник: Все прослушки были в его руках. Он в суде подтвердил, что выделяли. Причём он сказал так: что это был только один транш 300 миллионов. На развал дела вору скинулись. Борис Резник: Да, на развал дела 300 миллионов. И дело разваливали изощрённо, подло. Присяжных покупали. Борис Резник: Присяжных покупали, да. По 450 тысяч каждому присяжному предлагали. Двое признались в этом. А вот скажи, а вот сами коммунисты как-то? Вот Харитонов проиграл, вот у Илюхина истерика. Фракция как-то реагирует? Или молчат? Борис Резник: Абсолютно безмолвствует фракция. * * * Что на самом деле связывает руководство коммунистической партии России и Хабаровский общак? Перекрест: Да. 43 письма о ворах. Сахнов и его подельники, воры в законе, оказались единственными, я предлагаю, единственными из сочувствующих КПРФ, за кого Илюхин написал аж 43 обращения. Более того, Зюганов, Купцов, верхушка КПРФ. Перекрест: Формально – это право любого журналиста скрыться за псевдонимом. Да, только писали-то клевету, как/ Перекрест: Да-да-да. И очень хорошо, что это можно всё доказать в правовом поле. Что мы и делаем сейчас прям. Перекрест: Потому что. Я на те потоки лжи иногда, которые появляются в Интернете, ну просто не хватает времени. И хорошо, что ты и Борис Резник решили это всё… Вот я о другом сегодня. О нашей профессии. Вот я задам тебе вопрос. В газете "Московский комсомолец" появляется статья с элементами интервью с знаменитым профессором Лейлой Барановой. Сенсационная вещь, – об этом сейчас будем говорить, – киллер номер один, гибель детей. Вот я у тебя хочу спросить. Как ты думаешь, сколько у нас в России подростков? 142 миллиона населения. Перекрест: Да-да-да, я отсюда и будем. Если в первом приближении оценивать, то порядка 30 миллионов, возможно. Подростков. Вот газета "Московский комсомолец" публикует цифру: у нас в России подростков, мальчиков, три 3,5 миллиона. На всю страну. На всю страну три с половиной миллиона. Я ужаснулся и позвонил профессору Лейле Барановой. Она в отпуске. По телефону: Лейла Сеймуровна Намазова–Баранова – директор НИИ педиатрии, профессор, доктор медицинских наук: Баранова: Только подростков старшего возраста. С 15 до 17 лет – это исключительно (нрзб) 29 дней. То есть это до того момента, когда ему 17 лет исполнится. Всего три и семь миллионов? Баранова: Да. Подростков. А девочек этого возраста? Баранова: Ну у нас примерно пополам. На всю страну. Баранова: Угу. * * * Ты слышал, что у нас мальчиков от 15 до 17 три с половиной миллиона и столько девочек. А какова же в России детская смертность? А она одна из самых высоких на планете. За последние 10 лет убыль увеличилась на 7 с половиной миллионов, детей. В том числе от киллера номер один. Детские лёгкие. Три с половиной миллиона мальчиков и столько же примерно девушек. А это наше будущее. Сегодня дети – завтра народ. Как-то я не задумывался сколько сегодня подростков. Рождается – да. Сейчас смертность ниже рождаемости, не намного, но ниже. Победили. А выживают-то сколько? Вот тема для общенациональной дискуссии. Даже газета не поддерживает собственное открытие. Страшная тема. Перекрест: Есть опасная тема – смертность до года. И есть опасная тема – подростковая, особенно мальчуковая. До 7 лет. Почему, даже такие вещи, когда прозвучала цифра, всё куда-то уходит. Вот Ксюша Собчак – какое у неё белье, как кого обокрали и шоу-звёзд, что украли, унесли – это номер один. Или убийство Зыкиной. Раньше убили Лепешинскую, якобы. 26 статей. Сейчас новая тема, – будем сегодня об этом говорить, – якобы убийство Людмилы Георгиевны Зыкиной. Ух ты какое обсуждение. А то, что у нас пацанов три с половиной миллиона на Россию, на всю страну… Перекрест: Кто такая Зыкина. Известный человек. Это наше будущее. Я о трех с половиной миллионах. Перекрест: А я о структуре формирования зрительского интереса. Говорили о том, что Зыкина умерла. И вдруг сенсация – её оказывается убили. Предполагают журналисты. Не спецслужбы, не милиция. Перекрест: Да-да-да. А журналисты. Марк Дейч – журналист: Дейч: На не интересуют национальные трагедии. Убили, не дай бог, действительно убили Зыкину. Это национальная трагедия. Она великая русская певица. Дейч: Конечно. Ну три и семь десятых, не три и пять, я оговорился, три и семь десятых. С Зыкиной, я предполагаю, чушь. Я об убийстве. Чушь. А вот три и семь десятых, Марк, это включая наркоманов будущих, или уже наркоманов, врождённый алкоголизм, – спасибо родителям, – как у Высоцкого: "Да ничего сделать нельзя – пьяное зачатие". И не традиционная ориентация. * * * Три и семь – кто выжил и может родить. И мальчики и девушки. И того семь с небольшим миллионов на всю Россию. Заметка, которую даже те, кто её написал, опубликовали и забыли. Дейч: Нас это не интересует в принципе. Мы привыкли жить сегодняшним днём. Как это может быть/ Дейч: На не интересует то, что будет завтра. Со страной, с нашими детьми? При такой рождаемости мы страну не удержим. Дейч: Я ведь неслучайно сказал, что мы не хотим думать о будущем нашей страны. Она нас не интересует. Даже журналистам не интересует? Мы о профессии о нашей говорим сегодня. Знаешь, вот такие мысли, что совсем что-то уже странное происходит. Футболисты, скажем, 11 человек. Великая страна – Россия. Может вырастить 11 мужиков, которые умеют играть в футбол? Чтобы хотя бы эта команда попала на чемпионат, Мира. Вот человеческий фактор. Я неправ? Оказывается не можем. 11 человек всего. Дейч: Ну что же. Для журналиста это материал проигрышный. Как? Дейч: Очень просто. Нужно влезать в причины. А влезать в причины… Не хочется – опасно. Дейч: Да. Но если президент называет всё как есть. Премьер говорит всё как есть. А журналисты молчат. Они вдвоём что могут? Вот поддержки этой изнутри, мощной поддержки нет. Дейч: Это результат – когда нас больше всего интересует жареное. Нас глобальные проблемы нашей страны интересуют очень мало. * * * Почему темы, высосанные из пальца, мгновенно, – вот ты мне про нас объясни, про ментальность нашу, если угодно, – становятся темой номер один. Перекрест: Потому что троечников всегда больше чем отличников. Интересы троечников всегда боле просты и примитивны, чем интересы отличников. Дейч: Глобальные проблемы нашей страны интересуют очень мало. Лепешинскую, человек убить. Дискуссия в студии телевизионной. Он мог убить Ольгу Васильевну Лепешинскую? Не втерся ли к ней в доверие. Дейч: Была ли действительно внебрачная дочь у Майи Михайловны Плисецкой. Вот что нас интересует. Бедная Майя Михайловна. Довели. Пошла за справкой, чтобы этот вот кошмар в газетах, что у неё, у Плисецкой, есть дочь, которую она тайно от Щедрина рожала в какой-то клинике в КГБ в Петербурге. Потом девочка почему-то оказалась в Израиле. Ну полный бред. Была вынуждена после статьи в газете пойти к академику Кулакову. Она справку взяла, что никогда не рожала. * * * Майя Плисецкая – Герой социалистического труда, народная артистка СССР, лауреат Ленинской премии: Плисецкая: Вы знаете, я не ответила. Ну сейчас уже сделала, через три года они кое-как извинились. Всё-таки извинились. Плисецкая: Извинились всё-таки. Так, маленькая. Не то, что – как они меня повесили там. В шляпе, моя тётка, которая это придумала. Какая-то девочка. Вроде похожая. Плисецкая: Мне не кажется, что похожая. Не кажется. Плисецкая: Но это неважно. Ну вот посмотрите, вы ответили, и с тех пор ведь клеветы-то меньше стало. Если совсем не прекратилась. Как-то научились. Я неправ? Плисецкая: Ну… Может быть ещё. Подождите. Что-то ещё будет. Кто знает. * * * Дейч: Ну полный бред, да. Полный бред. Она пошла за справкой. Дейч: Ну вот этот бред нас интересует больше, чем проблемы в стране. Самые насущные. Итак жареное интересует. Дейч: Да. А я и здесь с тобой не согласен. Скажи пожалуйста, а арест заместителя финансов, – я о Сторчаке, – дело Сторчака и "Содэксима". Алжирский долг. Разве это не жареное? Сколько писали о том, что арестован, аж замминистра, правая рука Кудрина Сергей Сторчак, газеты? Месяца наверно два или три. А он Сторчак на свободе. Дейч: Угу. А что с уголовным делом сегодня? Ну напомним зрителям о чем собственно идёт речь. * * * "Момент истины" 5 октября 2009 года: Алексей Кудрин не видит состава преступления в действиях своего заместителя Сергея Сторчака. Эта новость облетела все информационные агентства. Сергей Сторчак, напомню, до сих пор является ближайшим сотрудником Алексея Кудрина. Но почти год заместитель министра финансов провёл в тюрьме. Причём первым, кто навестил его в тюрьме после аресты, был Алексей Кудрин, который никогда не сомневался в невиновности своего заместителя. * * * "Момент истины", 7 сентября 2009 года: Евгений Мартынов – адвокат: Мартынов: В 96 году компания "Содэксим" внесла в качестве стопроцентной предоплаты на счета Министерства финансов 24 миллиона долларов. За получение товаров из Алжира. Которые должны были поставляться в качестве погашения долга бывшего СССР. Товарные поставки организованы не были. Данным соглашением было предусмотрено, что компании, которые не получили товар, должны получить компенсацию от Российской Федерации. Если говорить простым языком. Так в чём криминал-то? Мартынов: Их обвиняли в том, что они обратились в Министерство финансов с просьбой вернуть те деньги, которые они в 96 году передали государству… Как так? Их обвинили в том, что они просили вернуть деньги. Мартынов: Да. Как это? Мартынов: Следствие пыталось доказать, что эти деньги не вносились. Экспертиза дала утвердительный ответ, что эти деньги были внесены. Вот эти 24? Мартынов: Да. Они были внесены. И люди захотели получить их обратно. Но не отдали, а посадили их в тюрьму. Мартынов: Да. Вместо того, чтобы отдать, посадили в тюрьму. И такой документ пришёл? Мартынов: Там выводы экспертов однозначные, что деньги поступали. А кто делал экспертизу? Мартынов: Не мы просили, заметьте, эту экспертизу назначило следствие. * * * Владимир Овчинский – доктор юридических наук, генерал-майор милиции в отставке: Овчинский: Но здесь нет состава преступления. Ущерб-то никто. Кто понёс ущерб? Никто не понёс. Фирма попросила вернуть своё. Овчинский: И поэтому следователь, который завёл уголовное дело, и вся структура следственная будет до конца… Честь мундира. Овчинский: Честь мундира отстаивать. * * * "Момент истины" 5 октября 2009 года: Ещё раз, Евгений, чтобы была понятна вся абсурдность обвинений, которые были предъявлены к Сторчаку, Кругляку и других фигурантам этого дела. Некая фирма "Содэксим" перечисляет Минфину 20 с лишним миллионов долларов, чтобы Минфин на эти деньги в Алжире закупил товар в счёт Алжирского долга перед нашей страной, перед Россией. И в этот момент принимается политическое решение о списании долга Алжира перед нашей страной, и фирма "Содэксим" не получила в итоге ни товар, ни обратно деньги. * * * Так, короче, бизнес по-русски. Миллионы долларов Минфин берёт, хочет отдать, но в этот момент, чтобы не просили бизнесмены своё, сажают и бизнесменов, и Сторчака – заместителя финансов. За что сидят люди. За то, что попросили у государства, и согласилось государство. В бюджет страны строчка внесена "вернуть долг компании "Содэксим". В тюрьму. На год. Со скандалом. Удар по Кудрину прежде всего. Дейч: Я вообще считаю, что это, прости, очень мужественный поступок. Кудрина. Дейч: Раньше было принято отказаться. Поехал в тюрьму, бросая вызов этим следователям. Дейч: Сторчак был посажен в тюрьму явно совершенно по определённому заказу. * * * А что происходит сегодня? Московский арбитраж принимает иск компании "Содэксим" к Минфину с просьбой вернуть долг. И Минфин признаёт в суде, что государство, Минфин, должны эти деньги бизнесменам вернуть. За что сидели люди? Год, в тюрьме. На этот вопрос сегодня никто уже не может. Мартынов: На данный момент прошли предварительные слушания в Арбитражном суде города Москвы. Насколько мне известно, Министерство финансов согласилось с предъявленными исковыми требованиями. Будут платить? Мартынов: Хотелось бы верить, что решение напрашивается именно это. То есть, Минфин скажет: мы признаём долг, то судья Арбитражного суда не может знать больше чем Кудрин и понимать. И не согласиться с такой позицией государства. Мартынов: Ну у нас возможно всё. Поэтому я и говорю в предположительном тоне. Если вернуть долг "Содэксиму", это сколько – 50 уже миллионов в пени? Мартынов: В иске более 58 миллионов долларов, а на момент возбуждения уголовного дела было 43,4. Набежали проценты. Мартынов: Ну да. Там есть свои методики расчёта. Потому что прошло определённое время. Сейчас сумма 58 признаётся? Мартынов: Из уст Минфина пока не прозвучало признания именно суммы. Полной. Мартынов: В этом размере. Да. Это ещё предмет судебных разбирательств. Ну это десятки миллионов долларов. Мартынов: Ну это в любом случае десятки миллионов долларов. Сумма очень и очень. А если нет ни только состава преступления, как сейчас выясняется, – Минфин признаёт свои обязательства, – точнее, нет события преступления. А если нет события, люди за что сидели? Включая заместителя министра финансов Сторчака. Мартынов: Я не знаю за что сидели люди. Для нас было с самого начала, с возбуждения уголовного дела в общем-то очевидно, что здесь не только состава, но и события преступления. Сейчас, когда эти правоотношения приобрели статус гражданско-правовых отношений в арбитражном процессе, это просто ещё одно лишнее подтверждение этому. * * * Сергей Абрамов – адвокат: Абрамов: Минфин сказал, что изложенные истцом обстоятельства он подтверждает. То есть платить в итоге будут. Долг признают. Абрамов: Долг признают. Если Минфин деньги выплачивает, за что ж тогда сидели и Сторчак, и Кругляков? Вот за что это всё им? Абрамов: За что сидели люди – ответить на этот вопрос трудно. Мне это непонятно. * * * Это тоже неинтересно? Это не жареные факты, говоря нашим с тобой ну как бы журналистским языком. Ведь нет статьи на эту тему. Дейч: Нет на эту тему, потому что/ И про Арбитраж никто не знает. Дейч: Совершенно верно. Потому что Сторчак был посажен в тюрьму по определённому заказу. Политические причины. Сказал ни кто-нибудь, а Генри Маркович Резник ещё на Общественной палате адвокатов. Видимо Кудрин так верстал бюджет, что это кому-то в спецслужбах не очень нравилось. Бюджет страны. * * * "Момент истины", 31 мая 2010 года. Генри Резник – президент Адвокатской палаты Москвы. Член Общественной палаты Российской Федерации: Генри Резник: Самое отвратительное дело – это заказные дела. Которые возбуждаются с мощной политической подкладкой. Заказуха против Алексея Кудрина – предполагаем мы. Генри Резник: Близко к истине. Ничего себе. Тогда каков же уровень коррупции на самом деле в государстве, если в заказухе, как мы с вами предполагаем, против Министра финансов, вице-премьера участвуют высшие руководители следственного комитета России. Генри Резник: Всё это время, кстати, не столько против обвинения – абсолютно абсурдного, – что мне было ясно, когда я вошёл в дело. Сразу. Генри Резник: С юридической точки зрения. Мы боролись за жизнь человека. Просто. За жизнь человека. Игоря Круглякова. Генри Резник: Игоря Круглякова. То есть он должен был, обязан был умереть в тюрьме. Генри Резник: Ещё бы немножко… – всё-таки была с колоссальным опозданием назначена вот эта операция. На сердце. Генри Резник: И проведены консилиумы. У него вышел из строя, – как это называется, – стимулятор? Генри Резник: Дифебрилятор. Почему не отпустили человека на операцию? Почему заставили умирать в камере? Из месяца в месяц он ждал с вышедшим из строя этим…? Генри Резник: Вообще я должен сказать, что…Очень интересный штрих. Значит. Поступает рапорт оперативной службы. О том, что готовится к хищению крупная сумма государственных денег. Возбуждается дело. Тут же людей сажают. И через два месяца следствие назначает экспертизу, – и знаете какие вопросы задают? Вообще вот эта сделка – она законна или нет. Люди сидят. Это вопрос, который задаётся экспертом через два месяца. То есть следствие, оно обвинение объявило, и в обвинении оно указало о том, что это всё противоправно, что это мошенничество и прочее. И через два месяца задаётся вопрос о том: а сама сделка-то законна или нет. Значит прежде чем сажать… Вы задайте этот вопрос специалистам. Если они ничего не понимают в экономике, почему не призывают специалистов? Генри Резник: А вот это как раз говорит о том, что истину следствие не ищет. * * * Вот точка зрения Генри Марковича Резника. Мы об этом сказали. Опять-таки никто не подхватывает разговор. А если политикой занимаются кто? Следственный комитет? При Генпрокуратуре. Ничего себе обвинение. Заказ. А кто его выполнял? Значит там коррупция. Дейч: Конечно. Конечно. Секундочку, мы же этим не занимаемся. В Интернете уже есть статья, что не надо Арбитражному суду верить. Что они плохое решение примут. Поддержат скорей всего Минфин. А как не поддержать. Ну судья не может знать и понимать больше чем Министр финансов Российской Федерации. И всё его ведомств. Конечно поддержат скорее всего, предполагаем мы. Но в Интернете уже статья: не надо, нельзя верить такому суду арбитражному. Уже судью пугают. А вот здравый смысл. Где они журналисты, где они материалы, где расследование собственно? Дейч: Современная журналистика постепенно деградирует. И прежде всего я объясняю это вот чем. Не только дело в любви к жареным фактам. Не только к возможности себя выгодно продать на страницы газет или журналов. Ну что говорить, все журналисты – от кого это зависит. Или почти все. Дейч: Или почти все. Мы о коррупции, мы, журналисты, пишем только тогда, когда она уже случилась, и уже есть решение, как минимум решение следственных органов. Что: да, это коррупция. А ведь сами мы ничего не делаем. А сколько фактов таких, вне милиции. И мы ничего об этом не пишем. Фантастическое количество. А – страх, Б – нежелание вмешиваться. Ну себе дороже. Дейч: Так, где ходят большие деньги… Себе дороже. Дейч: Да, себе дороже, и себе дешевле. Ну зачем же… Неизвестно чем это кончится, а тут можно сшибить очень неплохой кусок… Вот ведь в чём дело. * * * Правильно ли я понимаю, что если Высший арбитраж признаёт то, что признал Минфин, то люди сидели ни за что? И Строчак и Кругликов. Александр Хинштейн – депутат Государственной думы России: Хинштейн: Ну то, что они сидели ни за что, для меня понятно с самого начала этой истории. Было очевидно. Хинштейн: Решение Арбитражного суда, после того как оно вступит, разумеется в законную силу, более чем серьёзное основание. И для Прокуратуры генеральной как для надзорного органа, и для суда, очевидно будет, что никакой мошеннической схемы не было. Потому что, если долг был, и если сегодня Арбитражным судом это признано… Значит им признают. Хинштейн: Значит: как можно украсть у самого себя. Возможно вот она коррупция. Да, Кудрин скорей всего кому-то не понравился. Не там может быть бюджет страны сверстал. Хинштейн: Да не просто возможно. Кудрин прекрасно понимает – это удар по нему. И неслучайно ведь задержание произошло Сторчака, когда Кудрин находился на другом конце света. Понимаете, какой смысл убеждать в чём-то, вступать в переговорный процесс, доказывать, отстаивать свою правоту, когда гораздо проще возбудить дело, – а мы видим и знаем сегодня, это, к сожалению, вообще не проблема. Дела возбуждаются ни на чём. Возбудить дело, задержать, арестовать. Неважно – выпустят потом, не выпустят, осудят, не осудят, – но человек дискредитирован, и вот пошла волна. Послушай, а где журналисты? Вот я всё о своём о девичьем. Хинштейн: Ну… Зачастую решения принимаются по команде. Фельдфебельская дисциплина. Если не бить по рукам, то вслед за премьером Кудриным будет кто-то ещё. Хинштейн: А были кто-то ещё. Из таких громких дел на уровне страны. Дело Бульбова. При этом дело Бульбова – генерала наркоконтроля, который сегодня тоже находится на свободе. Два с половиной года человек отсидел. Два с половиной года. Вот за что? Хинштейн: Ни за что. Бульбова, также как и Сторчака, арестовывали не из-за них самих. Бульбов – это Черкесов – тогдашний директор наркоконтроля. Туда копали? Хинштейн: Конечно. Бульбов – это самое доверенное лицо Черкесова. Чем закончилось, к сожалению, – тем, что Черкесов сначала перестал быть директором наркоконтроля, после ареста Бульбова, сейчас, – ему исполнилось на днях 60 лет, – он подал в отставку. Также как от Сторчака требований показаний на Кудрина. Также как от Бульбова требовали показаний на Черкесова. Так же, как от Круглякова, требовали показания/ Чемезов. Хинштейн: На Иванова Сергея Борисовича. Сергей Борисовича. Так что происходит? Хинштейн: Происходит то, что методы политической борьбы переросли у нас в методы политической войны/ Когда закончится? Хинштейн: /вздох/ Я симптомов пока к тому, чтоб закончилось, не вижу. Если поднимаются журналисты, если вал статей, вал возмущения, – вот то, о чём мы говорим, не глаз вопиющего в пустыне, а вот правда, как раньше, один за всех, но все за одного. Все за одного. Хинштейн: А поднимемся, думаете? А у нас нет другой альтернативы. Хинштейн: Ну почему же. Если можно так с Кудриным, с Сергеем Борисовичем Ивановым. Хинштейн: Значит можно так с каждым. Именно поэтому большинство из нас сидит и молчит. То есть это всё равно ведь риск. Риск. Вот слово "риск" – на секунду остановились. Если дальше будем молчать, то у нас сегодня "Лепешинскую убили, вчера убили Зыкину", и бред. Наша профессия становится бредом. Таня Свинкова, которая 25 лет жила с Людмилой Георгиевной Зыкиной на государственной даче, это была одна семья. Она не была домработница – она директора ансамбля "Россия". Две одинокие женщины. Они обожали друг друга. Они друг без друга не могли. Умирает Зыкина – нет завещания. И вот уже новая кампания в прессе: "Свинкова похитила бриллианты Зыкиной, Свинкова убила Зыкину". И до этого договорились. Татьяна Свинкова – директор Государственного академического русского народного ансамбля "Россия" им. Л.Г. Зыкиной: Свинкова: Ну мы с Людмилой Георгиевной жили на государственной даче. В Архангельском. И после 40 дней было предложено освободить дачное помещение. /вздох/ Поэтому часть вещей я привезла на работу в офис к Людмиле Георгиевне. В ансамбль "Россия". Свинкова: В ансамбль "Россия". Да. Потому что единственное её желание было – создать Музей Людмилы Георгиевны. То есть завещание Людмила Георгиевна не оставила? Свинкова: Мы не знали в тот момент: есть завещание или нет. Она никогда на эту темы не говорила? Свинкова: Она пыталась говорить на эту тему, но я уходила от этого. Потому что я ей говорила: "Людмила Георгиевна, вы делайте всё, что вы считаете нужным, но только я просила бы вас, чтоб об этом никто не знал, и прежде всего я". Потому что… Ну для меня было с этим жить как-то… Мы думали о жизни. А другая часть вещей была перевезена в загородный дом в Михалёво, где мы с ней вместе построили этот дом. И где она жила тоже в этом доме. Она подарила этот дом вам? Свинкова: Она мне не дарила этот дом. Она сразу этот дом… мы купили на моё имя. Это было 4 года назад. Свинкова: Это было 4 года назад. Да. И она радовалась, строила дом. Она ездила со мной по строительным рынкам, сама выбирала обои. Две женщины 25 лет живут вместе. Свинкова: Да. 25 лет. Свинкова: Одна семья. Одна семья. В семье потеря, страшная потеря. Часть вещей в офис, часть вещей в дом. Это законно, если нет завещания? Свинкова: Мне многие потом задавали вопросы: а почему ты? Я уходила от этого. Потому что… Мне надо, чтобы она была жива. Было всегда. А не завещание. Поэтому я… если бы я была посторонним человеком, то я бы имела право наверно просто с похорон не возвращаться на эту дачу. Имела бы наверно на это право юридическое, но я не имела морального права. И 40 дней я просто вообще никуда не уходила из этого дома, кроме как на работу. Когда родственники Людмилы Георгиевны начали требовать у меня ключи в августе от квартиры там, я им сказала: "Ребята, исполнится полгода, и вы всё получите по закону". Вот. А этот нездоровый такой ажиотаж… Ну когда мне сразу… А почему сразу было не отдать? Чтоб не было потом скандала. Свинкова: Вот здесь в данной ситуации, я думаю, было бы самоуправство с моей стороны. А если бы было завещание на кого-то ещё? А когда вы выяснили, что завещания нет? Свинкова: А это выяснилось после 1 января – 1 января наступило полгода. В данной ситуации, наоборот, если уж я была хранительницей, что называется её дома, и я должна была всё сохранить. А потом, прежде всего, я думала о том, что будет создан Музей Людмилы Георгиевны. Прежде всего. То есть, вопрос на самом деле выеденного яйца не стоит. Вот всё – в целости и сохранности. Свинкова: Нет, стоит. Он стоит совести всех людей. России нашей. Потому что позволили ради чьих-то меркантильных интересов испоганить… попытались… Не получится ничего. Потому что Людмила Георгиевна всей своей жизнью доказала, что она для народа значила. Людмила Георгиевна сама бриллиант, и главный бриллиант. Вот. И песни её. А не это. * * * Хинштейн: Понимаете, Андрей Викторович, вот опять это тоже такая вещь, над которой и я часто задумываюсь. Что значит: вранье, не вранье. Каждый из нас – и вы, и я, и многие… да все без исключения наши коллеги, – получаем упрёки, обвинения во вранье, в заказах, в какой-то дезинформации. Да ещё как. Хинштейн: Правда? Правда. Хотя мы-то знаем внутри себя как на самом деле. Вот… При этом каждый из нас ошибается. И ты ошибался неоднократно. Конечно, конечно. Хинштейн: И я ошибался. А потом старался это признавать. Но, вот я вывел для себя главный принцип. Он таков: ты можешь ошибаться, потому что журналист, он субъективен по своей природе. Журналист пропускает или, точнее, должен пропускать всё через себя, через свою призму. Но… ты должен ошибаться искренне. Но когда та заведомо знаешь, что человек невиноват ни в чём, но продолжаешь его обливать грязью, обвинять в том, в другом, во всех грехах, – вот это подлость. Вот этого в журналистике, да и в жизни в целом конечно ни допускать, ни прощать нельзя.
Места действия и организации:
Момент Истины
Источники материала
Есть что сообщить по данной теме? Свяжитесь с редакцией hello@moment-istini.com
Приемная редакции «Момент Истины» работает 24/7
Написать письмо
Колумнисты
Сейчас читают

Новости