Мой сын узнает о той войне из моих рассказов. Он узнает о войне, в которой я принимать участие не мог, потому что меня самого тогда еще не было. А если бы я был… Еще неизвестно что бы я и кому бы я рассказывал, и рассказывал бы…

Но мне повезло, я видел и слушал тех, кто там был. Хотя, никто из них не был на эту тему многословным. Я не помню ни одного ветерана, который бы ярко рассказывал о своих военных «приключениях».

Принято считать, что искусство о войне в своем развитии имело свои характерные этапы. Еще во время войны и сразу после нее искусство о войне представляло, в основном, сатиру на врага. Затем, искусство и, в частности, литература освещала яркие подвиги отдельных героев. Однако, это было тоже что-то отстраненное, увлекательное. Осознать грязь войны одним из первых нам помог писатель-фронтовик Астафьев. Читая его книги, чувствуешь себя как будто сидящим где-то рядом в грязи, пытающимся выжить и, при этом, еще и победить.

Мой дед не был исключением и, как и многие ветераны, которых я имел честь знать, не рассказывал мне о войне. Чаще всего, мы читали их рассказы на их груди, где торжественно зияли ордена и медали. Но, лишь сегодня, когда многих нет в живых, понимаешь, что даже одна медаль — это уже подвиг, и порой, она может рассказать гораздо больше, чем мы себе представляли.

Радостев Игорь Константинович, мой дедушка, ушел из жизни, когда мне было тринадцать. Ему и не хотелось мне что-то рассказывать. Что бы я понял в этом возрасте? Это сегодня я понимаю, что тот факт, что ему довелось дожить до победы, во многом объясняется тем, что на фронт он попал в 1944-м в составе 306-го Истребительного Авиационного полка, который был переброшен на Третий Украинский фронт с Дальневосточного фронта. 306-й ИАП принял участие в операции по взятию Будапешта, затем, сделав крюк через Белград, участвовал в освобождении Праги. После войны полк был переформирован и передан в состав Черноморского флота с дислокацией в Грамматиково, в Крыму. Участие полка в боевых действиях против венгерских и немецких войск, стало возможным благодаря Советскому разведчику Рихарду Зорге. Получив достоверную информацию от Зорге о том, что Япония вступать в войну против СССР не собирается, воинские части, сосредоточенные на границе с Манчжурией, стали перебрасываться на Запад. У меня сохранилась личное дело красноармейца Радостева Игоря Константиновича, дающее мне полное представление о его военном пути. Призванный в РККА в 1938-году, Игорь Константинович простым красноармейцем принял участие в боевых действиях у реки Халхин-Гол. По окончании конфликта с Японией, дед поступил в Иркутское авиационное училище, по окончании которого, он продолжил службу в 306-м истребительном авиационном полку. Дедушка был демобилизован лишь в 1948-м, но оставался гражданским не долго. В 1951-м году его призвали в НКВД, где для него началась новая война, невидимая, в составе Первого Главного управления КГБ СССР, ныне — Служба Внешней Разведки. Но это уже другая история, сдобренная запахом карибского рома и кубинских сигар.

Осознанию невероятности, можно сказать проявлению чуда в виде нашей Победы, для меня способствовало знакомство с ветераном — Щебетуном Василием Николаевич. Он был одним из немногих, кто прошел войну от начала до конца, постоянно, каждый раз после госпиталя, меняя воинские специальности. В госпитале он встретил и свою любовь, с которой прожил душа в душу. Так как мне довелось общаться с ним уже в достаточно зрелом возрасте и в тот исторический момент, когда говорить уже было «можно», то наши с ним разговоры скрашивались повествованием стороннего, его, взгляда на те далекие события. В 1941-м году, Василий Николаевич, в возрасте 17 лет, приписав себе год, оказался в тренировочном центре в подмосковном Чкаловске. Он рассказывал мне, как после непродолжительной тренировки, он в составе разведгруппы был заброшен через линию фронта. Тогда я впервые услышал то, что раньше нам никто не рассказывал. Проблемой было не выполнение задания — проблемой было вернуться. Линия фонта так быстро катилась на Восток, что разведчики никак не успевали ее догнать. Ветеран рассказывал мне, как он лично видел бесконечные колонны военнопленных, идущих по дорогам, ориентируясь по указателям «Пункт сбора военнопленных», которых никто не охранял. Немцы проезжали мимо и иногда сигналили. Военнопленные — это не трусы и не предатели. Это те, кто сражался до последнего патрона, не оставив не ничего для себя, измученные голодом. Большинство из них шли на верную смерть, о чем они совершенно не подозревали. Не подозревали они и то, что европейское интеллигентное отношение немцев скоро закончится, что это самое отношение — лишь проявление немецкой прагматичности.

Существует мнение, что если бы немцы не проводили политику геноцида по отношению к мирному населению, то неизвестно еще как все обернулось. Таким теоретикам можно ответить, что в этом бы случае, немцы были бы просто немцами. А это были нацисты со своими определенными целями.

Но, как и в случае с военнопленными, сначала немцы выглядели лояльными, даже открывали церковные приходы и театры. Человеку, живущему в стране, где жизнь человека мало чего значит, понять правильно все происходящее и принять правильное решение непросто. Именно думая об этом, понимаешь смысл фразы «Если ты не интересуешься политикой, то политика начнет интересоваться тобой».

Поэтому Победа — это чудо, которое было сотворено Советским народом. Подвиг народа — вот как называется это чудо, которое творилось всеми: и теми, кто возвращался с разведки, кто погибал в окопах, кто шел в длинных колонах военнопленных на верную смерть, кто ждал нападения Японии на границе с Манчжурией, кто производил ставшее лучшим в мире оружие под открытым небом.

Гордиться нашими предками — великая честь, которой мы удостоены по умолчанию. И мы будем наказаны, если будем злоупотреблять этим наследием. Поэтому наш долг — не дать этому наследию стать политическим инструментом в чьих-то руках.

Радостев Игорь

Публицист, персональный автор спецпроекта «ЭКСПЕРТ» издательского дома «Момент Истины».